top of page
grosul.jpg

Фото из открытых источников

Владислав Якимович Гросул,

доктор исторических наук, профессор,

главный научный сотрудник

Института российской истории РАН

ВОСПОМИНАНИЯ О РЕФЕРЕНДУМЕ 17 МАРТА 1991 ГОДА

С января 1971 г. по октябрь 1988 г., то есть почти 18 лет, я работал в Отделе общих проблем истории народов СССР Института истории СССР АН СССР. Наш отдел был самым молодым в институте, будучи создан специальным постановлением, принятым в 1969 г. Причина принятия такого постановления не была случайной и объяснялась она, с одной стороны, необходимостью наличия такого центра в головном историческом институте страны, который должен был специально заниматься изучением истории народов страны. С другой стороны, имелись для этого и определенные политические соображения. В середине 60 – х гг. стало заметно некоторое оживление в национальных отношениях в такой многонациональной стране, как Советский Союз, где эта сфера должна была находиться в центре внимания.

 

В наш отдел в основном набирались научные сотрудники - представители тех или иных республик, уже зарекомендовавшие себя наличием конкретных исследовательских трудов. Каждый из нас разрабатывал ту или иную научную проблему, и вместе с тем отдел занимался исследованием проблем общего характера. Предполагалось, что отдел будет состоять из нескольких секторов, но эта последняя задача  в какой – то степени разрешится уже значительно позднее, когда его разделят на два сектора, один  из которых занимался историей народов нашей страны до 1917 г., а другой - после. Я до прихода в этот отдел занимался экономической историей и проблемами реформ, а после защиты своей кандидатской диссертации в марте 1965 г., задумавшись над новой темой, решил заниматься международными революционными связями народов СССР и получил в этом отношении поддержку руководства отдела и института. Дело в том, что при выборе индивидуальных тем каждый исследователь был волен определять свои темы самостоятельно, но должен был получить согласие своего научного начальства. 

 

Мои аргументы были довольно простыми. Почему, несмотря на то, что реформы в России шли беспрерывно, начиная с Петра I, в России были три революции? Почему все – таки эти революции произошли? Так я перешел с изучения реформ на изучение революционного движения. Но это - моя индивидуальная тема. У отдела были и глобальные задачи. Прежде всего наш отдел подключили к подготовке к 50 – летию СССР, которое исполнялось в декабре 1972 г., а также к написанию исследовательской коллективной монографии по истории советского народа. Что касается 50 –летия СССР, то мы подготовили специальный сборник документов и материалов по этой проблеме, включив туда многие новые, то есть неизвестные источники, которые нужно было выявить в разных архивах страны. Выпустили мы по этой теме и ряд других исследовательских работ, прежде всего в виде разного рода статей. Пришлось нам тогда выступать на предприятиях и учреждениях, нередко с большим количеством слушателей.

 

Но почему – то мне особенно запомнилось выступление на одной из московских фабрик – чисток. Прошло почти 50 лет, и это выступление буквально стоит перед моими глазами. Я как лектор общества «Знание» прибыл на эту фабрику, где меня встретил мужчина, по – видимому, парторг. После того, как мы познакомились, он решил уточнить тему. Я сказал: «Образование СССР – 50 лет». На это последовала изумленная реплика: «Так мы же недавно отмечали 50 – летие СССР, что, опять?» Пришлось разъяснить человеку, что мы в 1967 г. отмечали 50 – летие Великой Октябрьской революции и образования советского государства, а сейчас идет речь об образовании СССР. По – моему, он не совсем понял, о чем идет речь, и предложил мне погладить костюм и плащ.  На сей раз пришлось уже изумляться мне: «В чем же я буду выступать?». «Ах да, выступать», – ответил он. Но плащ мне все – таки пришлось снять, и его погладили. Минут через десять я оказался в довольно большом зале, где сидело не менее 50 женщин среднего возраста. Они обедали, а я должен был произносить свою лекцию. Никогда раньше я не читал лекции обедающим людям. Я довольно быстро оценил обстановку, понял, сколько примерно классов имела каждая из этих женщин, и постарался как можно проще изложить, в каких условиях - международных и внутренних - было создано государство в форме советской федерации. Минут через 10 я понял, что они, эти простые женщины, жены и матери, все – таки проявляют интерес к теме, но, пожалуй, с наибольшим вниманием слушал единственный мужчина – парторг. Для него моя лекция оказалась откровением.

 

Это я понял после окончания лекции, которая продолжалась минут сорок. Провожая меня, этот мужчина воскликнул: «Вы взяли их за горло!». Я никого за горло брать не собирался, но, по – видимому, в их среде это считалось верхом совершенства. Я вспомнил эту лекцию потому, что, несмотря на то, что об истории СССР говорилось и в школьных учебниках, и в курсе истории КПСС для вузов, в массовом сознании это событие как – то не уложилось. Люди не знали, как и в каких условиях было создано советское государство, и этим уже позднее умело воспользовались те, кто решил разрушить это государство. Уже много позднее, в 2007 г., я издал специальную книгу об образовании СССР, которая была переиздана в 2012 г.(1). Но и сегодня средний гражданин не знает, что же реально тогда произошло. Я в этом убедился несколько лет тому назад, когда читал лекцию о национальном вопросе в России в лектории Исторического музея. Эта лекция имеется в интернете, но читают ее тысячи, а в проблеме как таковой должны разбираться все, во всяком случае миллионы. Хотите или не хотите, но это важнее разного рода шоу, фигурного катания или хоккейных или футбольных матчей. Это вопрос жизнестойкости нашего государства - быть ему или не быть. Но телевидение этим не занимается. Почему? Вот это «почему» можно задавать много раз. И каждый раз ответ один и тот же: все зависит от того, в чьих руках находится телевидение. 

 

Второй вопрос, которым мы как коллектив занимались при основании нашего отдела, - это написание монографии по истории советского народа. Такую монографию мы подготовили и издали в 1975 г. - первую коллективную монографию по истории советского народа. Яковлевская пропаганда, националисты разных мастей во второй половине 80–х гг. набросились на само понятие «советский народ». Не было оно мило и закордонным противникам нашей страны. Хорошо помню, как в ноябре 1991 г. по московскому телевидению выступал Збигнев Бжезинский и поучал несмышленышей в том плане, что советского народа нет, а есть русские, украинцы, грузины и т.д. Внутрироссийские доморощенные подпевалы бросились изгаляться над самим понятием «советский народ» в том плане, что советская пропаганда изобрела новую нацию. Врагам прежде всего не подходил именно советский народ, именно в нем они видели главную опасность для себя. А когда в 1990 г. проводились консультации по новому Союзному Договору, то, например, из Молдавии поступило предложение «отказаться от понятия «советский народ»(2). Кто конкретно выступил с таким предложением, там не указывается. Но поскольку председателем президиума Верховного Совета был избран А.К. Мошану, один из основателей Народного фронта Молдавии, ставший ярым антисоветчиком и главным виновником срыва референдума 17 марта, то нетрудно догадаться, от кого шла эта инициатива.

 

Я должен особо подчеркнуть, что мы - авторы книги о советском народе, не только историки, но и философы, этнологи, юристы - никогда не называли советский народ нацией. Советский народ - это была историческая, социальная, интернациональная и психологическая общность людей, которая не исключала существование различных наций нашей страны и их последующее развитие. Понятие «советский народ» зародилось в 20 - е гг., окрепло в 30 – е и выдержало серьезные испытания во время Великой Отечественной войны. После окончания войны И.В. Сталин произнес свой знаменитый тост. Он сказал: «Я пью за советский, прежде всего русский народ…». Этот тост иногда подают в искаженном виде. Называют его тостом только за русский народ. В действительности же он вначале говорил о советском народе. И это надо хорошо помнить. В дальнейшем советский народ стал конституционным термином. Когда в октябре 1977 г. была принята последняя Конституция СССР, то там фигурировало понятие «советский народ». И в нашей стране тогда, в 1977 г., никто против этого термина не возражал. Советскими людьми себя считали в разных районах Советского Союза. О советском народе появились специальные статьи в различных советских энциклопедиях и словарях(3). И это тоже никого не удивляло. А совсем недавно на встрече с руководителями фракций Госдумы президент В.В. Путин с пониманием говорил о советском народе…

 

Я в этой работе говорю лишь о двух проектах, которые реализовывались в нашем отделе. Были и другие проекты, но о них особый разговор. Мы постоянно участвовали в различных конференциях по национальным отношениям, и я побывал почти во всех союзных республиках нашей страны, нередко по нескольку раз. Могу с полным знанием дела сказать, что к 1985 г. в Советском Союзе не было национального вопроса как вопроса антагонистического. Хотя мы, конечно, хорошо знали об абхазско–грузинских проблемах, башкирско–татарских, узбекско–таджикских и т.д. Знали мы и о настроениях в Прибалтике, или, допустим, о деле якутского профессора Башарина, знали о настроениях ряда так называемых диссидентов. Но разговоры обычно не переходили в действия и никаких национальных движений в середине 80 – х гг. в СССР не было. Шли два процесса. Один - к сближению наций. Он выражался в том, что к концу 80 – х гг. 82% населения СССР знало русский язык, который стал языком межнационального общения. 15 – 16% населения страны находились в межнациональных браках. Весьма незначительным был разрыв в зарплатах по разным республикам. В конце 80 – х гг. она колебалась вокруг 200 рублей. На первом месте по зарплатам находилась Эстония, затем Россия и т.д. (4)  

 

С другой стороны, были некоторые межнациональные шероховатости. Увеличение числа кадров национальных специалистов влекло за собой усиление их стремлений к занятию соответствующих ответственных должностей. Национальная интеллигенция желала в большей степени использовать свои родные языки. Особенно это было характерно для писателей, стремившихся к увеличению тиражей своих книг, что автоматически вело к увеличению гонораров. Кстати, многие издания на национальных языках были убыточными, но государство шло на эти расходы. Рядом со мной в общежитии, когда я учился в аспирантуре, жил молодой аспирант – филолог, по национальности абазинец – Владимир Меремкулов. Его отец погиб во время Отечественной войны в рядах Красной армии. Мальчика воспитала и образовала Советская власть. Послала на учебу в Москву, где он писал диссертацию по филологии. Но он все – таки постоянно испытывал материальную нужду и, поскольку я был более состоятельным, нередко у меня одалживал деньги. Кстати, жизнь в нашем общежитии аспирантов Академии наук СССР была очень хорошей школой интернационального воспитания. За все три года моего проживания в нем там не было ни одного межнационального конфликта. Хотя рядом жили армяне и азербайджанцы, немцы и евреи и представители многих других наций.

 

Абазинцы - это кавказская народность, численность которой тогда составляла всего лишь 25 тыс. Володя Меремкулов перевел на абазинский язык поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин» и издал ее, естественно, очень небольшим тиражом. Издание было явно убыточным, но молодой поэт получил довольно приличный гонорар. Пришел и принес мне свой долг. Я был очень удивлен, поскольку общая сумма за пару лет накопилась довольно значительная. Я ему тогда сказал: «Володя, я не рассчитывал на то, что ты вернешь долг. Потрать эти деньги на покупку одежды», ибо одет он был далеко не стильно. На что последовал ответ: «Я у тебя одалживал, чтобы отдать, я не вор и не мошенник». Вот таково было понятие о чести у этого молодого кавказского горца. 

 

Жизнь в аспирантском общежитии действительно была хорошей школой интернационального воспитания. Но первый урок интернационализма я получил в далеком 1943 г. и не где – нибудь, а в Казахстане. Так получилось, что, когда началась большая война, мама меня эвакуировала на Восток. Сначала на Северный Кавказ, а потом в Казахстан. Мне повезло, папа остался жив и был комиссован. Он нас разыскал, и все вместе мы поехали в казахский город Кзыл – Орда. Папа стал директором русской школы, а мама - учителем и библиотекарем. Жили мы поначалу в каких – то трущобах. Родители почти целый день были заняты на работе, а мы, дети, целый день пропадали на улице. Постоянно хотелось есть. Голод и болезни косили людей. И однажды ко мне подошел сосед – казах, который был простым пастухом. Поманил меня пальцем и повел в свою саклю, где посадил на ковер и дал целый казан плова. Что значит казан плова в далеком 1943 году, знают лишь те, кто тогда жил. Я, маленький мальчик, европеец, белесый ребенок, для этого казаха был никто. И тем не менее он накормил голодного ребенка. Я даже не помню, поблагодарил ли я его. Прошли годы, и я стал осознавать прошлое. В Казахстане была очень тяжелая коллективизация. Но казахи дали 100 Героев Советского Союза, сотни тысяч бойцов Красной Армии. Как я, историк, мог этого не понимать? И в 1957 г. я, студент 2 – го курса, должен был поехать на археологические раскопки и вдруг узнаю, что мои товарищи едут на целину в Казахстан. Я мгновенно меняю свои планы и еду туда - Павлодарская область, Цурюпинский район, деревни Красиловка и Богодуховка. Я считал, что тем самым я отблагодарю того старика – казаха, ни имени, ни фамилии которого я не знал.

 

Вообще, Советское государство с уважением относилось к малым народам и всячески их поддерживало. Это было и политической установкой, на это была нацелена и советская литература, и советский кинематограф и т.д. Но национальной интеллигенции хотелось большего. Это и порождало определенные шероховатости в межнациональных отношениях. Но, повторяю, шли два процесса и все зависело от правильного регулирования взаимоотношений между нациями.

 

В старой России имелась тенденция к усилению национальных движений. В XIX в. в царской России было одно значительное национальное движение – польское, пики которого обозначились в период двух польских восстаний 30 –х и 60 –х гг. Но уже в конце этого века, примерно в 90 – х гг., ситуация стала заметно меняться. Заявило о себе украинское, грузинское, армянское, литовское и другие национальные движения, о чем имеются соответствующие архивные материалы, которые позволили мне издать на эту тему специальную статью (5).  Еще в мае 1900 г. главный редактор «Санкт – Петербургских ведомостей», газеты, которая считалась газетой самого императора Николая II, князь Эспер Эсперович Ухтомский, личный друг императора, произнес в салоне генеральши Богданович, одном из самых великосветских салонов Петербурга, следующие слова: «Россия расшивается по всем швам». Еще раз напоминаю, май 1900 г.

 

Но это был лишь первый этап истории национальных движений в России. Второй последовал после революции 1905 г., а третий разразился в 1917 г. Советской власти удалось успокоить межнациональные страсти, потому что она специально занималась разрешением национального вопроса. И советские руководители неплохо в нем разбирались. В.И. Ленин, многокровка по своему происхождению, был не только теоретиком национальных отношений. Кстати, его сочинения в этой области составили целый том, изданный в 1989 г. (6). Ленин был непосредственно знаком с национальными отношениями в Поволжье, находился несколько лет в Сибири, жил в Пскове и других городах России, хорошо знал Финляндию, где находился во время первой русской революции. Он предметно изучил решение национального вопроса в Швейцарии, где была создана конфедерация кантонов. Жил во Франции, Англии, Австро – Венгрии. Ленин знал 9 языков.

 

И.В. Сталин был специалистом по национальному вопросу и не случайно вошел в состав первого советского правительства как руководитель наркомата национальностей. Н.С. Хрущев работал в России и на Украине, много ездил по стране и, конечно, нельзя сказать, что Советский Союз он не знал. В Политбюро он был выдвинут самим Сталиным. Брежнев жил и работал в России, на Украине, в Казахстане и Молдавии, служил в 30 х гг. в танковых войсках в Сибири, проходил сельскохозяйственную практику в Белоруссии, прошел всю войну, посетив многие районы страны и побывав в 1945 г. за границей. Андропов работал в центральной России и Карелии, служил послом в Венгрии. Черненко, сибиряк по происхождению, работал в Сибири, служил в погранвойсках на границе, затем работал в Пензе и Молдавии. Таким образом, все первые пять советских руководителей имели возможность знакомиться с национальными отношениями на практике и хорошо знали значение правильного регулирования в этой непростой области. Сфера национальных отношений - это сфера очень тонкая, я бы сказал, хрупкая, и есть люди, которых в эту область и близко нельзя подпускать, особенно в нашей стране. Еще П. Н. Милюков – историк и министр Временного правительства, который пришел к выводу о неизбежности русской революции, подчеркивал: «Основной русской особенностью, проходящей красной нитью через все стороны исторического процесса – политическую, социальную, интеллектуальную и национальную, - является, на мой взгляд, известная слабость сцепления и цементирования частей, составляющих социальный агрегат» (7).

 

Действительно, Россия очень разнонациональна, разноконфессиональна, разногеографична. Руководить такой страной должны люди, хорошо знающие особенности страны. А Горбачев был первым руководителем Советского Союза, который в других регионах, кроме России, нигде не работал. Но дело не только в слабом или плохом знании особенностей Советского Союза и той политической системы, которая образовалась в 1917 - 1922 гг. Дело не только в незнании. Дело в установках и результатах.

 

Давно уже показано, что перестройка в нашей стране была намечена до того, как Горбачев стал во главе Советского Союза. Историк А.В. Островский и ряд других исследователей обратили внимание на выступление Л.И. Брежнева на заседании Политбюро 9 сентября 1982 г. Именно на этом заседании тогдашний генсек наметил некоторые перемены в экономике (наделение предприятий и объединений большей   самостоятельностью, повышение роли республик, краев и областей в народно – хозяйственном планировании), которые другой исследователь – А.В. Шубин - характеризовал как будущую программу экономических преобразований Андропова, а значит, и начального этапа горбачевских реформ. Островский обратил внимание и на симптомы перемен в идеологии, наметившиеся на рубеже 70 – 80 –х годов: разрешение показа запрещенных до этого фильмов, обращение внимания на теневую экономику, борьба с хищениями государственной собственности и т.д. (8)

 

И когда к руководству страной пришел Ю.В. Андропов, который был тяжело болен, работа по подготовке перестройки продолжалась. То же самое можно сказать и о следующем генсеке – К.У. Черненко. Сегодня не вспоминают о том, что в докладе К. Черненко еще в начале марта 1984 г. были сказаны слова «о необходимости серьезной перестройки системы управления экономикой» (9). Обращаю внимание на слово серьезная. Причем о необходимости экономической перестройки в этом докладе говорилось дважды. Примечательно, что в том же году, в другой своей работе, К. Черненко заявил и  о необходимости ускорения – об ускорении «реальном, фактическом, когда ставятся реальные цели и используются реальные средства их достижения» (10). Но что примечательно: два важнейших кита горбачевской доктрины – перестройка и ускорение, прозвучавшие за год до этого в устах Черненко, не получили никакого резонанса, а будучи произнесены молодым Горбачевым, моментально приобрели общемировую огласку. Еще одно свидетельство того, что неважно то, что говорится, а важно, кем и в чьих интересах. Пропагандистский аппарат при Горбачеве заработал в полную силу, тогда как установки Черненко заведомо приглушались.

 

Конечно, не старый и больной Черненко выдвинул эти положения, хотя справедливости ради нужно сказать, что люди, близко знавшие предпоследнего генсека, оценивали его как большого труженика и честного человека. Поначалу и у него, и у Горбачева была практически одна группа помощников, готовивших доклады и тому, и другому. Необходимость серьезных перемен была осознана до прихода Горбачева. Мы хорошо помним, с какой поспешностью начал осуществлять свои перемены Ю.В. Андропов, причем пропагандистский аппарат поддерживал его в полную силу. Но какую перестройку он намечал, мы точно не знаем.

 

Академик Е. Чазов, весьма близкий к Андропову и несомненный его сторонник, в книге воспоминаний «Здоровье и власть» подчеркнул, что тот был фигурой загадочной и, таким образом, не до конца раскрытой. Так или иначе, благодаря Андропову или нет, но в КГБ заметно усилились атлантисты типа О. Калугина, который оказался самым настоящим предателем. Они решали задачу разрушения нашей системы как таковой. И друг Калугина – А.Н. Яковлев, тоже предатель, становится при Горбачеве членом Политбюро до такой степени, что некоторое время курировал силовые ведомства и возглавлял пропагандистский аппарат. Средствами массовой информации руководил предатель. В скором времени им удалось изменить соотношение сил в Политбюро, и это стало главной причиной разрушения страны. Если бы страну возглавил В. В. Щербицкий, как этого хотел Брежнев, или Г.В. Романов, как этого, по некоторым данным, желал К. У. Черненко, или В.И. Воротников, то можно с полным основанием сказать, что атаки на социализм и Советскую власть не было бы и Советский Союз существовал бы и сегодня.

 

В начале своей деятельности в качестве генсека Горбачев произносил слова, которые были с пониманием восприняты подавляющим большинством нашего народа. Действительно, кто был против тезиса «больше социализма»? Кто был против ускорения и гласности? И я был за, и были за люди, которые меня окружали. Хотя уже летом 1985 г. мне сообщили, что на Ставрополье его называли «Мишка – конверт», поскольку он брал взятки у подпольных миллионеров. Даже положение о кооперативах, вызвавшее у меня серьезные раздумья, поскольку я усмотрел в них дорогу к капитализму, не сильно поколебало моей веры в перестройку. И казахстанскую историю, когда первым секретарем ЦК Казахстана стал Г.В. Колбин, что вызвало кровавые события декабря 1986 г., я вначале списал на неопытность Горбачева.

 

Противником Горбачева я стал в 1988 г., и причиной такого поворота оказались следующие события. В начале февраля 1988 г. я в составе комиссии АН СССР был послан проверять деятельность грузинской академии наук. Я проверял Институт истории, исторические музеи Тбилиси, абхазский институт общественных наук.  Во время одной из встреч с руководством этой академии ко мне подошел президент академии А.Н. Тахвелидзе, крупный физик, академик АН СССР, бывший директор Института ядерных исследований в Дубне, отозвал меня в сторону, видимо, узнав, что я сын президента АН Молдавской ССР. Первый вопрос, который он мне задал, был следующий: «Зачем вы раскачиваете лодку?». Я его попросил разъяснить, что он имеет в виду. И он мне рассказал о возрастании националистических настроений в Грузии, которые, как он прямо сказал, инспирируются из Москвы. Потом мы еще с ним немного переговорили и, когда я сказал о том, что завтра лечу в Сухуми, он заметил, что об этом знает и мне дадут сопровождающего. Сопровождающий, так сопровождающий. Я полагал, им будет или лаборант, или простой научный сотрудник. Сопровождающим оказался академик Шота Варламович Дзидзигури, который был чуть ли не в два раза старше меня и, оказывается, слушал когда – то лекции самого Н.И. Бухарина. Мы летели в самолете и успели переговорить, и он поведал о своей биографии.

 

В Сухуми меня сразу повели на общее собрание сотрудников института и предложили быть его председателем. Я отказывался, но они настояли, и я стал вести это необычное собрание. Почти в самом его начале грузины столкнулись с абхазами, и так продолжалось часа три. С огромным трудом мне удалось их успокоить. А после собрания ко мне подошел археолог Воронов, я о нем слышал, более того, о его прадеде – революционере я писал в одной из своих книг. Воронов подробно ввел меня в курс дела о том, что произошло в Абхазии. И опять – таки намекнул на странную позицию Москвы. Возвращался я домой в сильном раздумье. Действительно, было о чем задуматься.

 

Вскоре, в апреле того же года, я поехал на родину в Молдавию и столкнулся там с явным оживлением националистических страстей. До этого я провел там свой отпуск, а это было в июле – августе 1987 г., и все было нормально. В апреле 1988 г. ситуация явно изменилась. Я ознакомился с очередным, 4 – м номером журнала молдавских писателей «Нистру» («Днестр»), который выходил на молдавском языке, и был потрясен его содержанием. Все статьи были написаны в откровенном румыно–молдавском националистическом ключе. Я поинтересовался, кто позволил издать такую антисоветчину, и мне сказали, что молдавское руководство было против, но разрешение дала Москва. Узнал я еще тогда о странной роли, которую играет в развертывании национальных движений КГБ. В Молдавии у меня были хорошие связи. Тем не менее я написал развернутую статью – записку в противовес установкам «Нистру» и несколько позднее подал ее в качестве докладной записки в Отдел науки ЦК КПСС, а через своего знакомого, бывшего председателя Совета Министров Молдавии П.А. Паскаря, который в то время был первым заместителем Госплана СССР по сельскому хозяйству и лично хорошо знал Горбачева, и  самому Горбачеву. 

 

Вскоре П.А. Паскарь мне сказал, что Горбачев этим не занимается. Но записку мою в ЦК КПСС под сукно не положили. Меня вызывали в отдел национальных отношений ЦК КПСС, а также в Общий отдел ЦК, бедовали о положении в Молдавии и вообще о ситуации в области национальных отношений. Тогда я понял, что в самом ЦК шла борьба. Эта моя записка стала причиной того, что меня в январе 1989 г. послали в Кишинев в составе группы экспертов, состоявшей из филологов и историков во главе с академиком Г.Г. Литавриным. Эта группа изучила проекты молдавских языковых законов и доложила о своем мнении на заседании бюро ЦК Компартии Молдавии. Наше мнение было однозначным: такие законы с точки зрения науки неосновательны, а в политическом плане они лишь приведут к еще большему обострению национальных отношений в республике. Нельзя было вводить только один государственный язык – молдавский - в стране, где 40% были русскоязычные, а, например, во втором городе республики – Тирасполе - молдаван было всего 17%. Мы также выступили против замены алфавита, убедительно показав, что никаких преимуществ латиница перед кириллицей не имеет, более того, с точки зрения фонетики кириллица этот язык обслуживает лучше. Не случайно молдавский письменный язык зародился еще в средние века на основе кириллицы.

 

Члены бюро ЦК с нами согласились. Принятие закона о языках приостановили. Потом националисты нас обвиняли в том, что мы задержали принятие этих законов на семь месяцев. Приняли их потому, что Молдавию посетил А.Н. Яковлев и еще раз поддержал националистов. Горбачев об этом не мог не знать. По возвращении в Москву нас приняли в ЦК КПСС и именно там мне предложили написать статью в «Правду». Я, действительно, подготовил и передал в эту газету такую статью, но проходил месяц за месяцем, а статья не публиковалась. Тогда я ее переработал и послал в главную республиканскую газету - «Советскую Молдавию». Ее также подписал мой земляк, работавший в Институте военной истории, - А.В. Антосяк. Статья вышла в июне 1989 г. и имела резонанс по всей республике. А поскольку на нее набросились националисты, я дал им ответ в форме большой статьи в той же газете и в июле месяце.

 

По приезде из Кишинева меня попросили выступить в Институте экономики социалистических стран Европы. Это был февраль 1989 г., и там я с удивлением узнал, что  попал на заседание клуба ДС, и впервые услышал об их планах по выходу России из СССР. Я пожал плечами и резонно заметил, что это дорога к разрушению СССР, но их это никак не беспокоило. У них были совсем другие планы. Обращаю внимание – февраль 1989 г.

 

Национальные отношения в стране все обострялись. И хотя в октябре 1988 г. я был избран заведующим отделом истории капитализма нашего института, мне все равно приходилось ими заниматься. Я участвовал в нескольких конференциях по национальным отношениям, где мы, специалисты по этим вопросам, обменивались мнениями и приходили к общему мнению о роли центра и самого Горбачева, а также Комитета государственной безопасности. Несколько позднее я узнал, что пятое управление КГБ получило распоряжение о том, чтобы созвать и возглавить Народные фронты в республиках. Мы также не могли не обратить внимания на то, что Горбачев активно занимался свержением социалистических правительств в Восточной Европе. Уже позднее Т. Живков, Э. Хонеккер и ряд других руководителей соцстран Европы об этом подробно напишут. Недавно бывший первый секретарь Одесского обкома КПСС Г. Крючков рассказал, что перед поездкой в Одессу он имел в ноябре 1988 г. беседу с Горбачевым. Так еще тогда, осенью 1988 г., Горбачев ему говорил, что ничего страшного, если отойдут прибалты и кавказцы, главное, чтобы были вместе русские, украинцы и белорусы (11). Такие разговоры вел генеральный секретарь ЦК КПСС. Осознавал ли он, что такая постановка вопроса противоречила Конституции СССР и его нахождению в Коммунистической партии Советского Союза? Думаю, что прекрасно понимал, но не только говорил, но и действовал.  За его спиной явно стояла теневая экономика и коррумпированная бюрократия.

 

И тем не менее Горбачев пошел на проведение общесоюзного референдума. Советскому народу уже шесть лет как промывали мозги. Вбрасывались в умы многочисленные антисоветские штампы, заведомо искажались исторические факты и особенно смаковались различные трудности советского прошлого. 70 лет Советской власти старались представить как путь сплошных ошибок и преступлений. Шла прямая атака на компартию, на советскую политическую систему и, конечно, на советскую экономику, которую старались представить как нереформируемую. Порой дело представлялось так, что накануне 1985 г. был не 1984 - й, а 1937 – й. В таких чрезвычайно сложных условиях было объявлено о подготовке этого референдума. В декабре 1990 г. я, бывший секретарь парткома Института истории СССР и бывший заведующий общественно – политической секцией общества «Знание» Черемушкинского района Москвы, был избран членом райкома этого района. Поэтому мне пришлось вплотную заниматься не только пропагандистской, но и агитационной работой, связанной с проведением референдума. В то время была большая мода на историков. Я выступал в ряде крупных коллективов и всегда встречал заинтересованных слушателей, которые меня забрасывали множеством разных вопросов. Но когда я стал выступать на предприятиях и в научных   институтах по проблемам референдума, я сразу заметил определенное безразличие к этой тематике. Как сейчас помню выступление на одном из номерных заводов. После моего выступления встал один инженер, почему – то взял себя за воротник рубашки и заявил, что у него всего лишь одна рубашка. Вот на таком уровне. Мне пришлось ему ответить: «А если не будет Советского Союза, у Вас появится больше рубашек?»

 

За всю свою лекторскую деятельность я никогда не встречал у своих слушателей таких пустых глаз, как за время моих выступлений по вопросам референдума. В Москве многих людей этот вопрос совершенно не волновал. И это столица страны! В чем дело, размышлял я? Ответ был довольно простым. В Москве считали, что Россия кормит все окраины и страны соцлагеря и, отказавшись от этой кормежки, мы заживем вольготно. Должен сказать, что такие разговоры велись и в республиках. Мой товарищ С. Васильев был женат на эстонке и, приезжая из Эстонии, говорил, что эстонцы рассуждали по принципу: «Разве можно накормить всю Россию». 

 

Во всех республиках сознательно распространяли слухи о том, что именно они являются главными кормильцами страны и как будет хорошо, если они эту страну покинут. В действительности же, как я уже отмечал, средние зарплаты по республикам колебались на уровне 200 рублей, где – то больше, где – то меньше. Работая в Кишиневе в местном институте истории, я как старший научный сотрудник получал 250 руб., а переехав в Москву, я стал получать 300 руб. Так что полной уравниловки тоже не было. Но и по поводу уравниловки в СССР тоже распространялись различные слухи. Главное заключалось в сознательном искажении фактов и в стравливании людей между собой. Эта тенденция по формированию атмосферы недовольства особенно усилилась с приходом к  руководству в стране Горбачева.

 

В действительности, самая высокая производительность труда в промышленности была в Белоруссии, а в сельском хозяйстве – в Молдавии. В Молдавии была самая значительная урожайность зерновых с гектара, и, наряду с Прибалтикой, самые высокие удои молока от одной коровы. Молдавия занимала первое место в СССР по производству виноматериалов, а в такой «пьющей» стране, как наша, это приносило большие доходы. Как известно, по доходам в нашей стране на первом месте была реализация алкоголя, на втором месте, как это ни удивительно, находился прокат кинофильмов. Но и молдаване не должны были обольщаться. Действительно, Молдавия имела в России 20 винных заводов. Россия была самым емким рынком для молдавских виноматериалов. Молдаване считали, что слишком большой процент от их реализации идет в госбюджет, и желали, чтобы больше оставалось в их республике. Но, потеряв российский рынок, Молдавия не имела перспектив найти такой же рынок за рубежом, где господствовали французские, итальянские, испанские вина. Но молдавские националисты на это не обращали никакого внимания. У них была совсем другая задача - власть любой ценой. 

 

Да, российские энергоносители играли большую роль. Но в российской нефти и газе не нуждались Азербайджан, Туркмения, Узбекистан, Казахстан. Однако московские мальчики, которые сами никого не кормили,  а, наоборот, хорошо кормились за счет своих родителей, на всех углах кричали, что хватит кормить республики. Но, как известно, следуя такой логике, ямало – ненцы и ханты – мансийцы, на землях которых располагаются значительные запасы нефти и газа, могли заявить, что хватит кормить многомиллионную Москву. В Москве, как известно, нет ни одной нефтяной или газовой вышки.

 

С приходом к власти Горбачева количество слухов, которые под предлогом гласности выплеснулись и на страницы прессы, многократно увеличилось. Как – то я встретил своего знакомого из Института философии. Разговорились, и он мне сказал, что если бы мы не выиграли войны, то пили бы баварское пиво. Я, дитя войны, решил, что он шутит. Переспросил его, но он на полном серьезе повторил свое утверждение. Мне тогда пришлось ему сказать, что пили бы, но при входе в крематорий. Но таких провокационных штампов тогда распространялось великое множество. Пели песню о том, что нам никто не угрожает, а значит, не нужно нам иметь свою армию и флот. Называли СССР империей зла с подачи американского президента Рейгана. Распространяли мифы о двух тоталитаризмах – фашистском и советском. Хотя даже испанский каудильо Франко говорил, что они стремятся противопоставить их фашизм советскому социализму. И вообще была принципиальная разница между советской идеологией и идеологией гитлеровской Германии. У нас - пролетарский интернационализм и советский патриотизм, а у них - расизм и нацизм. Мы не ставили задачи уничтожения целых наций. Когда наши войска вошли на территорию Германии, то в переводе на немецкий язык на высоких домах Германии написали лозунг «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Сталин». И даже если говорить о пресловутом ГУЛАГЕ, то ГУЛАГ был прежде всего строительной организацией, тогда как фашисты устроили концлагеря, где в газовых камерах методически уничтожали миллионы людей. Они собирались переселить 80% поляков и половину населения Европейской части СССР.

 

Я когда – то писал историю села моего отца и, приезжая в это село, записал 50 воспоминаний стариков. Один старик мне рассказал, что после ранения в 1941 г. был охранником в лагере, где содержались немецкие военнопленные. Так, оказывается, немцам выдавали ежедневно 800 граммов хлеба, а нашим солдатам - только 600. Но об этом никто не знал. В конце 80 – х – начале 90 – х гг. страна была наполнена множеством антисоветских слухов. И, выступая в разного рода коллективах, я с этими слухами постоянно сталкивался. Встречаться непосредственно с людьми тогда было очень трудно, и я попытался выступить с несколькими публикациями. Но к началу 90 – х почти все ведущие издания, кроме «Правды», «Советской России» и «Красной звезды», оказались в руках антисоветчиков. Мне удалось пробиться на страницы только нашей районной газеты «Черемушки», далеко не самой многотиражной газеты страны (12), а также с группой моих земляков  мы опубликовали статью, нацеленную на молдавского читателя, которая была напечатана в газете «Ветеран» и перепечатана лишь в одной из приднестровских газет (13).  

 

Выступать в московских коллективах тогда действительно было очень трудно. Я рассказывал о национальных отношениях в царской России, говорил о принципах построения СССР, объяснял, почему был принят вариант советской федерации, а мне задавали вопросы, как говорится, из другой оперы. Многие вопросы были откровенно провокационными. Говорили, что союзные республики - это кандалы на руках и ногах России, и их нужно сбросить. Эту фальшивку им подбросили из – за кордона. Вот в таких сложных условиях пришлось проводить референдум в Москве. Некоторым все было «до лампочки», они прямо называли себя «пофигистами», а имелись и такие, кто был настроен прямо враждебно. Поэтому нечего удивляться тому, что на референдуме Москва дала только 50% за СССР. Меньше из крупных городов было только в Свердловске, как говорится, вотчине Ельцина. Там за СССР проголосовало всего 35% участников. Но в целом по России результаты оказались благоприятными. В референдуме участвовали 75,4% жителей республики, из них «за» Союз 71, 3%, а против – 26,4%. Интересно сложилась картина в автономных республиках РСФСР. Тува дала «за» – 91,4%, Северная Осетия – 90,2%. Меньше всех было в Чечено – Ингушетии – 75,9%.  И все равно, Москва дала 50%, а чеченцы с ингушами – почти 76%. Есть над чем поразмышлять.

 

Из союзных республик, принявших участие в голосовании, меньше всех дала Украина – «за» 70,2%, против - 28%. Все – таки «за» - больше двух третей. В Белоруссии «за» – 82,7%.  Во всех среднеазиатских республиках и Казахстане «за» было более 90%, а в Азербайджане - 93,3%. 

 

Как известно, шесть республик формально не приняли участия в референдуме. Я хорошо знаю, как обстояло дело в Молдавии. На голосовании в Верховном совете сложилась патовая ситуация. Один к одному, но подошел опоздавший депутат Дьяков и выступил против. Так одним голосом было принято решение. Оно противоречило решению IV съезда народных депутатов СССР и решению Верховного Совета СССР. После этого сотни тысяч человек заявили: вы не слушаете решения центральной власти, мы не слушаем вас. В Приднестровье, Гагаузии, на участках военных частей и отдельных предприятий в Молдавии проголосовали, по официальным данным, 700 тысяч человек, из которых 98,3% были «за» и только 1,3% «против». А по данным организаторов этого референдума, в Молдавии проголосовало 949, 5 тыс. человек, то есть почти около миллиона. Это 33% имеющих право голоса, или 55% от числа граждан, обычно участвующих в выборах. Поэтому специалисты, исследовавшие ход и результаты референдума в Молдавии, сделали следующие выводы: «Никакого «бойкотирования» референдума СССР не было. В Молдавии референдум состоялся, и народ высказался за сохранение Союза и своей республики в его составе. 30 марта эти данные были представлены в ЦИК» (14). 

 

В правобережном городе Приднестровья – Бендерах - участвовали 77% избирателей, из которых 98,9% проголосовали «за» (15). В Кишиневе люди часто голосовали вопреки препятствиям со стороны банд хулиганов, всячески мешавшим избирателям (16).

В остальных пяти республиках, где формально референдума не проводилось, тоже тысячи людей приняли участие в голосовании. В Латвии – около 437 тыс. человек, в Литве - 501 тыс., в Эстонии - 222 тыс., в Грузии без Абхазии – 44 тыс. человек, а в Абхазии - около 167. Везде в этих республиках участвовавшие в референдуме более чем на 90 процентов голосовали «за». Меньше всего участников референдума было в Армении - всего 5549 человек, из которых «за» проголосовало 71, 6%. 

 

В целом по всему Советскому Союзу имели право участвовать в референдуме около 186 млн человек, из них приняли участие в голосовании 80%. За сохранение СССР проголосовало 76,4%. Но воля советского народа была попрана. И сегодня мы имеем то, что имеем. Дело не только в том, что бывшие советские республики не с нами, а и в том, что их всячески противопоставляют нам. Но это уже тема для особого разговора.

1. Гросул В.Я. Образование СССР (1917 – 1924). 2 – е изд. М., 2012.
2. Сазонов А.А. Кто и как уничтожал СССР? Архивные документы. Проект «Аргументы истины». 3 – е издание, переработанное и дополненное. М., 2018, с. 241.
3. См., например, Советский энциклопедический словарь. М.,1980, с. 1244; Философский энциклопедический словарь. М.,1983, с. 620 – 621.
4. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М., 1987, с.
5. Гросул В.Я. Национальные движения в России в конце XIX в. // Российская история. 2015, № 2.
6. В.И. Ленин о национальном вопросе и национальной политике. М., 1989. 557 с.
7. Милюков П. Почему русская революция была неизбежна? //Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. Том II. М., 1994, с.120.
8. Островский А. Кто поставил Горбачева? М., 2010, с. 146 – 147.
9. Коммунист. 1984, № 4, с. 7.
10. Коммунист. 1984, № 18, с. 15.
11. Правда. № 13 (31073), 9 – 10 февраля 2021, с. 2.
12. Гросул В. Скажи Союзу «да» ( Раздумья о референдуме) // Черемушки. Март 1991. 
13. Гросул В. в соавторстве с А. Антосяком и др. Куда толкают Молдову экстремисты? //  Ветеран. Январь, № 2 (158); Статья перепечатана в «Заре Приднестровья», № 13 (75). Дубоссары, 29 января 1991.
14. Шорников П. Споры смутных времен. Страницы политической истории Молдавии. 1989 – 1992 гг. Тирасполь, 2019, с.164.
15. История Приднестровской Молдавской Республики. Том 2. Вторая часть. Тирасполь, 2001, с. 20.
16. Шорников П. Указ. соч., с. 155 – 165.

 

bottom of page