top of page
1.jpg
НИКОЛАЙ БАБИЛУНГА: В БЕССАРАБИИ 28 ИЮНЯ 1940 ГОДА СЛУЧИЛСЯ РЕДКИЙ ДЛЯ ТОГО ВРЕМЕНИ, НО АБСОЛЮТНО РЕАЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

Выступление профессора Николая Бабилунги на международной онлайн-конференции «80-летие воссоединения Бессарабии с СССР. Опыт восстановления территориальной целостности страны в условиях мирового кризиса».

 

В ряду ключевых и поворотных событий на историческом пути молдавского народа 1940 год стал краеугольным камнем для всей современной политики Молдовы и даже мировоззрения её населения. В  фундаменте этого важного тезиса заложен догмат, который фактически является своего рода «священной коровой» всех «научных», учебных, публицистических изданий кишиневского официоза.  Он выдается за откровение, которое не требует никаких доказательств, и не допускает сомнений в своей истинности. Весь смысл его сводится к следующему: население Бессарабии жаждало процветать и благоденствовать в составе румынской матери-родины, и только коварство сталинской России в сговоре с гитлеровской Германией разрушило эту идиллию.

 

По поводу этого тезиса было даже принято Парламентом Молдовы в июне 1990 г. специальное «Заключение» по политико-юридической оценке советско-германского договора и дополнительного секретного протокола к нему, а также их последствий для Бессарабии и Северной Буковины. Это «Заключение» предоставило приднестровцам все юридические основания выйти из состава республики, созданной 2 августа 1940 г., так как признавало создание государства в виде союзной республики на молдавской земле «незаконным».

 

В этом примечательном документе имеются среди прочего и такие пассажи: «Настойчивые утверждения советской официальной историографии о том, что в Бессарабии в 1918 году якобы победила советская власть и тем самым она якобы стала составной частью Советского государства, были призваны обосновать экспорт революции и повторную аннексию Бессарабии. Борцам за реализацию так называемых революционных намерений большевиков на этой территории, как и другим борцам за сохранение империи, замаскированным под революционеров, за редким исключением иной этнической принадлежности, были чужды жизненно важные интересы сохранения и процветания целостной румынской нации».

         

Этим по сути своей лживым измышлениям власти Молдовы придают такое огромное значение, что данный тезис повторяется в тех или иных вариациях буквально во всех официальных учебниках по «Истории румын» или так называемой интегрированной истории. Трудно найти в современной Молдове хоть одно издание, которое бы упорно не навязывало своим читателям именно такой взгляд на события лета 1940 года.

 

Но фактов, подтверждающих этот тезис, практически нет. А вот факты прямо противоположного свойства скрываются официозной наукой и отрицаются политикой как «коммунистическая пропаганда». Тем не менее они существуют. Более того, они вполне беспристрастно могут в очень убедительной степени показать, каковы были геополитические предпочтения населения Бессарабии.

 

Всё дело в том, что практически в Бессарабии 28 июня 1940 г. случился редкий для того времени, но тем не менее абсолютно реальный эксперимент. Каждый житель края мог, что называется, «проголосовать ногами»: либо совершенно свободно покинуть его территорию и возвратиться с румынами в «Старое королевство», либо выбрать жизнь при Советах (или возвратиться домой, если он был далеко за границей). Это был своеобразный референдум, ибо никаких препятствий покидающему край населению никто не чинил и не мог чинить.

 

Уникальные условия последних дней июня 1940 года предоставили всем жителям Бессарабии право выбора, право самостоятельно решать, с кем связывать свою дальнейшую судьбу - с фашистской Румынией или Советским Союзом. Каждый житель края имел возможность либо идти в Румынию в конце июня 1940 года, присоединившись к уходящим обозам румынских войск, с администрацией, чиновниками и священниками, землевладельцами и ростовщиками, журналистами и любителями поживиться за чужой счет, беспрепятственно покидавшими Бессарабию, либо оставаться дома, встречая «оккупационную» Красную армию (как её называют в Молдове нынешние власти) многодневными праздниками и весельем. Как оно на деле и случилось.

 

Никто не может опровергнуть тезиса, что теоретически Красная армия  в 14 часов пополудни 28 июня 1940 года могла бы войти в малонаселенную полупустынную страну, брошенную своими жителями. Ибо ничто, абсолютно ничто не мешало населению покидать ее вместе с румынами, которые начали свое бегство еще с раннего утра 27 июня. Около недели жители края могли сделать свой выбор, покинув Бессарабию согласно межгосударственным договорённостям Москвы и Бухареста. И, действительно, исход был. Вообще, Бессарабия в этот драматический период конца июня 1940 г. представляла в демографическом отношении некий бассейн из старого школьного учебника по арифметике, из которого по одной трубе вода вытекает, а по другой – вливается. Нам остается лишь определить интенсивность данных потоков и качество этой «воды» - кто вливался и кто вытекал?!

 

К сожалению, у меня нет времени, чтобы подробно анализировать качественные показатели, хотя сделать это несложно. Любой заинтересованный читатель может ознакомиться с демографическими выкладками, с соответствующими подсчетами историков, с цифрами, которые вовсе не являются тайной, опубликованы и рисуют объективную, правдивую картину.

 

Демографическое движение населения в 1940 г. состояло из двух потоков. Один поток шел из Бессарабии на Запад и насчитывал приблизительно 200 000 человек, в большинстве своем – румынских военных, администраторов, землевладельцев, колонистов и других категорий временного населения края, прибывшего сюда его колонизировать, им управлять, его румынизировать. Примерно четвертая часть из них (50 000 человек) состояла из жителей Бессарабии, не пожелавших жить при власти Советов. Это были коллаборационисты, работавшие на оккупационные власти, или офицеры Белой гвардии, имевшие с большевиками старые счеты со времен гражданской войны.

 

И надо признаться - ведь было кому бежать. После установления монархо-фашистской диктатуры Кароля II в феврале 1938 года и превращения Румынии в сырьевой придаток агрессивного гитлеровского блока воинственные настроения правящей в стране клики достигли умопомрачительного накала. В апреле 1939 года министр иностранных дел Румынии Г. Гафенку заверяет немецкого фюрера в том, «что особенно важно, так это не дать хода распространению влияния России на европейские дела». А в январе 1940 года румынский король, инспектируя сооружаемую в Бессарабии вдоль Днестра линию военно-стратегических укреплений, заявил в Кишиневе, что его армия настолько сильна, что может дойти и до Южного Буга, и до самой Москвы.

 

Призывая поскорее освободить «братьев» в Левобережном Приднестровье и на Украине, король поручил своему Генеральному штабу начать конкретные разработки скорейшей реализации этих идей, опираясь, естественно, на необходимую помощь Германии и Японии. Проведенные в течение 1939-1940 гг. мобилизационные мероприятия позволили правящему режиму к июню 1940 года довести численность румынской армии до 39 пехотных и 4 кавалерийских дивизий, 12 артиллерийских полков, и других воинских подразделений. Из них на территории Бессарабии было сосредоточено 36 дивизий и 2 бригады.

 

Вся эта многотысячная армада (впрочем, не вся, как это мы увидим дальше) вместе  с присланными из Бухареста чиновниками и их семьями, с колонистами и переселенцами, скупавшими за бесценок у разоренных крестьян Бессарабии земли, вместе с румынскими попами, коммерсантами, помещиками и любителями легкой наживы, хлынула за Прут. При этом, нарушая условия советской ноты от 27 июня, они безнаказанно мародерствовали, грабили жителей края, а подчас – и убивали, злобно мстили им за симпатии к Советам, как когда-то турки мстили им за симпатии к русским.  Однако даже среди военнослужащих румынской армии не все пожелали уходить за Прут.

 

Целые подразделения и даже целые части королевской армии не дошли до Прута, если большинство в них составляли мобилизованные румынами жители Бессарабии. Солдаты просто бросали оружие и разбегались по домам. Так перестала существовать как боевая единица 12-я пехотная дивизия румынской армии, ибо большинство солдат этой дивизии составляли местные жители, которые не пожелали уходить с родины и просто разошлись при начале румынского отступления из Бессарабии. По три тысячи солдат недосчитались 7-я и 15-я пехотные дивизии. Причем солдаты артиллерийского полка бросили в поле все вооружение и боеприпасы, разбежавшись по домам.

 

Агенты сигуранцы доносили своему начальству, что чувства радости и восторга при известии об освобождении Бессарабии и Северной Буковины 28 июня 1940 г. «демонстрировались не только в рядах гражданского населения, но и в рядах армии». Бессарабцы массами покидали румынскую армию, скрываясь в лесах, оврагах, плавнях, домах местных жителей, ожидая подхода частей Красной армии. Многие из них погибли от рук румынских карателей, которые облавами, засадами, расстрелами без суда и следствия пытались остановить массовое бегство бессарабцев из бегущей армии. Но устрашить зверскими расправами не желавших уходить в Румынию местных жителей, служащих в румынской армии, было невозможно.

 

Только за 10 дней, с 28 июня по 8 июля 1940 г., по данным румынского генштаба, из королевской армии дезертировало 61970 военнослужащих, что по праву может быть занесено в качестве рекорда в знаменитую «Книгу Гиннесса». Меня очень удивляет этот недосмотр редколлегии известной книги мировых рекордов. Ведь румынская армия действительно вышла на мировой рекорд и совершила его у всего мира на глазах. Причем он был зафиксирован собственными властями этой страны.  Вряд ли в мирный период, не находясь в состоянии войны, хоть одна армия какой-либо страны мира имела такое количество дезертиров в столь малый срок.

 

Но был и другой поток. Десятки и сотни тысяч жителей края, оказавшихся за его пределами к июню 1940 г., возвратились на Родину, в свой освобожденный от оккупантов край.

 

Эти бывшие жители Бессарабии, оказавшиеся за пределами края к июню 1940 г., также имели свободный выбор: вернуться в Советскую Бессарабию и принять гражданство СССР или остаться в Румынии, а также в тех странах, куда их забросила судьба. Уже в день 28 июня 1940 г. в советское посольство в Бухаресте поступило около 250 заявлений от  бессарабцев с просьбами о возвращении на родину. А затем со всех концов Румынии в сторону Прута устремились потоки людей, которые желали вернуться домой, несмотря на все препятствия и зверства против них, чинимые румынскими властями.

 

Американский журналист Уильям Максвелл, будучи очевидцем этих массовых процессов стихийной миграции населения, писал в статье «Бессарабия», что 28 июня 1940 г. «…в самой  Румынии начался немедленный выезд из других румынских провинций молдаван, украинцев и особенно евреев в освобожденные Бессарабию и Буковину… Каждая станция вдоль железнодорожных путей, ведущих в Бессарабию, была полна людей, ожидавших поездов. Те, кто не мог найти другого способа, шли пешком, скрываясь днем в лесах во избежание возврата назад». По свидетельствам этого журналиста, поезда, идущие по дорогам в Бессарабию, подвергались обстрелам из стрелкового оружия, что привело к многочисленным жертвам.

 

Одна из таких безнаказанных расправ произошла в Галаце 30 июня 1940 г., где на площади перед железнодорожным вокзалом собралось свыше двух тысяч докеров, членов их семейств и других выходцев из Бессарабии, ожидавших поезда на родину. Они были оцеплены румынскими жандармами и солдатами. Их держали в скученном виде на жаре и зное, лишив воды и пищи, превратив это ожидание в пытку и месть за сочувствие столь ненавидимым румынами Советам. А потом по безоружным людям открыли огонь. Было убито около 600 человек и вдвое больше ранено.

 

Я вспоминаю, как ветеран труда, жительница Бендер Людмила Горенко рассказывала в рамках конференции «Июнь 1940-го: Бессарабия и Северная Буковина в составе СССР» об этом чудовищном убийстве мирных людей. Тогда, в детском возрасте, она была очевидцем этих событий в городе Галац. 30 июня 1940 г. они с семьей возвращались на родину и вместе с огромным количеством народа стояли на привокзальной площади. По ее словам, крови невинных жертв было так много, что она буквально ручьями заливала мостовые румынского города. Это злодеяние румынских властей, по своей жестокости и масштабности соответствовавшее самым страшным преступлениям гитлеровцев против человечества, почему-то осталось почти незамеченным современниками и почти забыто потомками. Так не должно быть.

 

А ведь подобные расправы с репатриантами были не только в Галаце, но и в Яссах, и в других румынских городах, селах, пограничных пунктах. В Яссах, например, пять тысяч беженцев, возвращавшихся в Бессарабию, были заперты без пищи и воды в небольшом здании городского вокзала, затем погружены в грязные товарные вагоны из-под угля, которые в пути обстреливались румынами, а на станциях Сокола и Николина - ограблены при полной безнаказанности преступников и попустительстве властей.

 

Тем не менее репатрианты возвращались на родину, несмотря на зверства румынских фашистов. Менее чем за месяц в Бессарабию из Румынии вернулось 150 тыс. беженцев. Население региона возросло на 5 процентов. Но и в последующие месяцы люди возвращались в свои покинутые дома в Бессарабии, причем не только из Румынии, но и из других стран. К концу 1940 г., когда репатриация в основном закончилась, из-за границы на Родину вернулось примерно 300 тыс. бессарабцев, в том числе из Румынии – 220 тыс. человек. Рост населения края в эти месяцы, с июня по декабрь, составил почти 10 процентов. И это при том, что из Бессарабии бежали 200 тыс. румын и были репатриированы 100 тыс. немцев!

 

Характерно, что бессарабские эмигранты, возвращавшиеся в родные места из Франции, Италии, Венгрии, Югославии, в своих обращениях к Советскому правительству умоляли ни в коем случае не реэвакуировать их через Румынию, прекрасно понимая, что их там ожидает.

 

На предполагаемые возражения наших оппонентов, что население края могло расти за счет прибывающих сюда советских людей, должен сразу сделать следующее замечание. Причем это очень важная деталь: вплоть до декабря 1940 г. на Днестре сохранялась временная демаркационная линия и массовых передвижений населения с левого берега на правый быть не могло. Миграции населения с востока в Бессарабию были незначительными. Демографический рост Пруто-Днестровского междуречья шел за счет миграций из-за Прута, за счет бессарабцев, возвращавшихся из Румынии к себе домой.

 

Учет населения, пересекавшего временную демаркационную линию на Днестре, был строгим, а потому его цифры для нас весьма показательны. В течение второго полугодия 1940 г. из других союзных республик в молдавские районы бывшей Бессарабии прибыли 11580 человек, а из Молдавской ССР в другие республики СССР уехали 18703 человека - намного больше, чем приехавших. К этому можно добавить, что по решению правительства Украины в южной части бывшей Бессарабии расселили приблизительно 12 тыс. поляков и столько же украинцев, беженцев из Польши, после того, как Польша была захвачена гитлеровцами.

 

Таким образом, наш вывод совершенно очевиден и, более того, естественен. Абсолютное большинство бессарабцев поддерживало Советский Союз.  Никакого официального референдума, конечно, в Бессарабии в июне 1940 г. никто не объявлял и не проводил. Однако фактически так сложились обстоятельства, что он в действительности прошел. Официально не объявленный референдум, но тем не менее референдум фактически состоявшийся, дал совершенно ожидаемые результаты. И нет ни одного факта, который мог бы свидетельствовать об обратном.

 

Из «бессарабского бассейна» по одной трубе ушло за Прут 200 тыс. человек. За небольшим исключением, которое составили местные коллаборационисты, из Бессарабии в 1940 г. бежали исключительно «рэгецане», жители Старого королевства. Пришли они на эти земли в качестве оккупантов. Это были чиновники и бюрократия, офицерство и жандармы, колонисты и священники, землевладельцы и банкиры, а также солдаты, введенные в край из самой Румынии. Всем этим людям действительно нечего было делать тут после освобождения края от оккупации. Основная же часть населения страны и не думала её покидать, с ликованием и цветами, фруктами и вином встречая воинов-освободителей. Родину покинула незначительная часть её уроженцев, которая в совокупности (приплюсовывая к 1940 г. и беженцев 1944 г.) не достигала и двух процентов населения Бессарабии. 

 

Имея возможность свободно покинуть край, чтобы «процветать и благоденствовать» под сенью румынской родины-матери, население Бессарабии сделало другой исторический выбор - остаться в советской стране и строить новую жизнь в свободной Молдавской ССР. А те, кто во времена оккупантов вынужден был эмигрировать, возвращались на родину, несмотря на все опасности такого решения.

 

Мы можем с пониманием и уважением воспринимать и выбор тех немногих коллаборационистов, кто ушел с оккупантами в Румынию. Они получили на это право и воспользовались им. Но нельзя выбор ничтожной части жителей выдавать за выбор всего народа.

 

В абсолютном и подавляющем большинстве своем жители освобожденной Бессарабии и Северной Буковины проявили свои политические предпочтения и сделали свой геополитический выбор. Этот выбор был против оккупантов, против Румынии. Этот выбор был за освободителей, за советскую Молдавию, за советскую Украину. И этот выбор сделал народ.

bottom of page