По итогам заседания Высшего Евразийского экономического совета, прошедшего 14 мая в Сочи, Владимир Путин объявил об учреждении статуса страны-наблюдателя при ЕАЭС и о предоставлении этого статуса Республике Молдова. В Молдове это уже назвали символическим жестом. О том, кому этот жест адресован и что он может означать для региональной политики, рассуждает директор ИСПИРР Игорь Шорников.

 

Первый и главный адресат месседжа – условный Запад (США и ЕС), которому Россия дает понять: европейский курс Молдовы не является императивом и гипотетически может быть пересмотрен. Пересмотрен он может быть, поскольку членство в ЕАЭС несовместимо с Соглашением об ассоциации и углубленной и всеобъемлющей зоне свободной торговли (AA/DCFTA), подписанным Молдовой в июне 2014 года и вступившим в силу 1 июля 2016 года. Для пересмотра этого Соглашения могут быть найдены вполне легитимные основания. Европейский курс РМ – это, в первую очередь, выбор части молдавской элиты. Референдум относительно курса Молдовы на евроинтеграцию не проводился, а инициатива 2012 года по организации плебисцита о вступлении Республики Молдова в Таможенный Союз России, Белоруссии и Казахстана была отклонена ЦИК РМ. (К слову, ни одно принципиальное решение не принимается в Молдове с использованием инструментария прямой демократии, ключевые акты диктуются правящей группой, а в «спорных вопросах» оказывается достаточным постановления местного парламента или Конституционного суда)

 

Второй адресат, очевидно, жители Молдовы: Россия все еще открыта к конструктивному взаимодействию и готова предоставить «удочку». Однако, чтобы ею воспользоваться, придется выбрать – в чьем «рыбхозе» удить. Пошагово этот выбор в сложившейся обстановке может быть реализован победой социалистов на парламентских выборах осенью 2018 года, пересмотром политической монополии демократов на власть, созданием условий, комплиментарных для проведения референдума о выборе курса на евразийскую интеграцию. Возможен и компромиссный вариант. Теоретически Молдова могла бы пойти по пути Армении, которая пыталась балансировать между ЕАЭС и ЕС. В ноябре прошлого года Армения, будучи членом Евразийского экономического союза, подписала Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве с ЕС, которое, по словам экспертов, является облегченной версией Соглашения об ассоциации с ЕС. Вместе с тем, идея сопряжения интеграций все еще остается теоретической конструкцией и выступает (на примере Армении) временным решением в целях недопущения эскалации острых проблем в отношениях России и ЕС. Кроме того, этот гипотетический компромиссный вариант, который, по нашему мнению, позволил бы населению Молдовы вздохнуть спокойно, несовместим с геополитическими интересами ключевых игроков в молдо-приднестровском регионе.

           

Третий адресат – косвенный: Приднестровье. Точнее, его современный политический класс. Попробуем сформулировать российское послание Тирасполю: «Вы упускаете возможность оставаться драйвером евразийской интеграции в регионе, поэтому инициатива переходит к тем политическим силам, которые способны двигаться в этом направлении».

           

Напомним, в 2012 году Приднестровье объявило курс на евразийскую интеграцию приоритетом внешней политики. В 2013 году Тирасполь выступил с идеей создания евразийского региона «Приднестровье», которая была позитивно воспринята в Москве, однако в процесс ее реализации вмешался в том числе и украинский фактор. С 2013 по 2017 годы под флагом евразийской интеграции в Приднестровье реализовывались комплексные социальные проекты, которые, по имеющимся сведениям, на текущий момент приостановлены. Формально идея евразийской интеграции сохраняется в тексте Концепции внешней политики ПМР, но она исчезла из политического лексикона приднестровских политиков.

 

Да, идею сотрудничества с Россией никто не оспаривает. Однако внешняя политика Тирасполя в последнее время создает пространство для допущений и предположений относительно принципиальности и одномерности позиций Приднестровья. Так, решения, принятые в рамках переговорного процесса в формате «5+2», на наш взгляд, могут быть частью тактики политической нейтрализации республики. Нейтральные автономера, нейтральные дипломы (фактически – запрет использовать государственную символику на внешнем периметре) не подкрепляют статус государства на международной арене, хотя и возвращают некоторые возможности приднестровцам. Переговорные успехи 2017-2018 годов так или иначе можно записать в копилку Запада, а не России. Именно западные чиновники первыми отреагировали на подписание протокольных решений, причем сделали это в восторженных тонах, в то время как российская дипломатия сдержано приветствовала результаты договоренностей.

 

Евразийская идея была козырем во внешнеполитической повестке Приднестровья, нашим важным аргументом. Отказываясь от продвижения идеи евразийской интеграции и отдавая приоритет переговорному процессу в формате «5+2», мы, по сути, ослабляем позиции нашего главного союзника – России. Уже не остается сомнений, что формат «5+2» сегодня, программа «Восточное партнерство», курс на европейскую интеграцию Молдовы – это инструменты западной политики в регионе. В связи с этим представляется, что Россия, наделяя Молдову статусом наблюдателя в ЕАЭС, пытается компенсировать сокращение своего влияния в регионе, в том числе и в рамках формата «5+2», в котором, как складывается ощущение, гаранты и наблюдатели поменялись местами.

 

Большая самонадеянность - отделять российско-молдавские отношения от российско-приднестровского сотрудничества. Конечно, в этом треугольнике есть элемент игры. Пас Додону со стороны России – это в том числе ответ на недостаточно активную игру Тирасполя на российском направлении (в т.ч. в русле евразийской интеграции).

 

Ситуативный успех Додона – это далеко еще не проигрыш Приднестровья, но это жест, который нужно уметь читать.